Демонический майский ландыш, машина для убийства и просто любимец публики.
Название: «25»
Автор: Choo
Бета: Matto-kun
Фэндом: Another Note
Персонажи: Z, BB
Жанр: Драма
Рейтинг: G
Ворнинг: AU
Саммари: «Когда мир превратиться сплошь в темный лес для нашей дивящейся четверки глаз, - в одно взморье для двух прилежных детей, в один мелодический дом для нашей светлой приязни, - я вас отыщу». А. Рембо
От автора: работой не довольна, многое не воплотилось, так что критика приветствуется.
читать дальше
«Intro»
- Дурдом, - не слишком громко, но так, чтобы услышали наверняка.
Нечасто встретишь здесь, чтобы все, как один, теснились в гостиной, но, говорят, потеря сближает, возможно, это как раз тот случай.
Утро, но уже достаточно жарко, чтобы волноваться за сохранность трупа этажом выше.
Z прислоняется спиной к оконной раме, ощущая, как влажное тепло волной муравьев поднимается к шее. Сейчас в этой забитой детьми под завязку комнате трудно было поймать чей-то взгляд. Словно тараканы от резкого движения, десятки их в секунду разбегаются, едва соприкоснувшись, каждый старается не выдать своей вялой заинтересованности.
Z фыркнул.
***
Огромные напольные часы нетерпеливо гремели десять. Я чувствовал, как в такт им вторит мое сердце, отдышка, мне все же не стоило так спешить.
- Эй, Z, - нагоняя меня уже на лестничной клетке, черноволосый, растрепанный парень присаживается на одну из ступеней. - Ты опоздал.
- Правила этикета допускают семиминутное опоздание.
- Ты не понял. Даже если придешь вовремя, ты опоздал.
Я вздергиваю брови, собираясь насмешливо подчеркнуть абсурдность хода его мыслей, но B, жестом останавливая меня, произносит:
- А мертв.
- Давно?
- Всю жизнь, - едко улыбается.
Несколько секунд я исступленно смотрю в его красные, лихорадочно блестящие белком глаза, затем, попутно пнув его ногу, поднимаюсь по лестнице, но уже не в пример медленнее.
***
Z фыркнул.
Пыльный солнечный свет, отскакивающий рикошетом от окон противоположных хозяйственных построек, заливался в гостиную густыми, плотными струями, разрывавшимися только тонкими рейками аккуратно выкрашенной рамы. Плясал по лицам, вытягивал блестящие бусины пота, путался в волосах и, замирая, терялся в вычурном узоре паркета.
Дети шевелились нескладно, неритмично, каждый в личном порыве, они были похожи на выдернутых из привычного режима работы пчел, копошащихся без толку над пролитым медом. По крайней мере, Z так казалось.
- Дурдом, - не слишком тихо, но так, чтобы их не потревожить.
- Может и дурдом, но элитный, - глухо отзывается B. - Дурдом для одаренных детей.
"Main part"
Когда мне исполнилось два, мне подарили собаку. Она была серая, со смешно отвисающими ушами и жутко навязчивая. Но, знаете, я любил ее.
Когда мне исполнилось три, собаку сбила машина, и она издохла.
Конечно же, никакой собаки у меня не было, а все это я сочинил, чтобы в тяжелые моменты думать: "Было и хуже". И не спрашивайте, почему в "тяжелые моменты" не особо хочется вспоминать о смерти родителей, может быть, они любили меня меньше, чем моя придуманная собака, скулящая от раскатов грома.
Стоя в длинной очереди к гробу, я вспоминал ее. Вспоминал, глядя, как B, стоящий в очереди далеко впереди меня, воровато оглядываясь, прикасался своими длинными пальцами к прохладным, мертвым пальчикам А. Думаю, все началось именно тогда. В тот момент, когда B впервые почувствовал эту последнюю прохладу, а я лелеял в сознании образ единственного преданного мне всецело существа.
***
- Если завтра тебе скажут, что L мертв, что ты сделаешь? - спрашивая, Z всегда смотрит прямо "в никуда". Поэтому, иногда кажется, будто он разговаривает сам с собой. Стоит ли говорить, что эта привычка служит главным доказательством его мнимой шизофрении в глазах других детей.
- L не умрет, ясно? L не может умереть, - уверенно отвечает мальчишка в мятом костюме со смешно и неуместно торчащим из кармана груди белым краем платка.
- А зачем же ты нужен тогда? Зачем ты нужен, маленькая копия, если оригинал всегда будет в форме?
- Что насчет тебя, Z? Мечтаешь стать новой "Справедливостью"?
Z стоит, шаркая ногой, вырывая только зазеленевшую траву. Ссутулен, высок, практически каждая деталь механизма его тела каким-то непостижимым образом не сочеталась с другой. Для такого роста он был слишком худ, хрупкие плечи несуразно смотрятся под жилистой, массивной шеей, а овал лица узок для крупных глаз и носа. Проходит несколько минут, прежде чем он произносит:
- О чем ты, В? Я давно простроченный "образец".
- Если ты закончил издеваться над ребенком, - Бейонд кидает быстрый взгляд на все еще ершащегося после недавнего "опроса" мальчишку, - может, прогуляемся? Раз уж мы, наконец, не в пансионе, глупо было бы упускать такой шанс.
***
Мы шли по обочине первое время в тишине, нарушаемой лишь свистом пролетающих мимо машин. Так странно, знаете, на кладбище едут (больше эта дорога никуда не сворачивает), а все торопятся.
- Здесь недалеко должна быть остановка. До центра доберемся автобусом.
Я ограничиваюсь кивком.
***
Z привык действовать самостоятельно. Свою жизнь он выстроил сам, складывая ее, словно египетскую пирамиду, из тщательно обтесанных булыжников событий, затирая щели собственной же предприимчивостью.
Z не верил в Бога. Не верил не потому, что не мог допустить возможности существования «высшего разума», не потому, что рациональный склад ума не позволял верить в нечто эфемерное и бестелесное, но потому, что привык рассчитывать лишь на свои силы.
Z был самоуверен. Нельзя путать самоуверенность и самонадеянность, это в корне разные понятия. Быть уверенным в себе значит верно рассчитать свои силы на силы оппонента и, учтя преимущество, более не сомневаться. Быть самонадеянным значит пустить все расчеты к чертовой матери и, очертя голову, кинуться в гущу событий, надеясь на удачу. Z никогда не лез на рожон.
Может быть, в силу этих факторов собственная жизнь казалась ему прочно застоявшейся.
***
В автобусе было душно, тяжелый, насквозь пропитанный испарениями воздух почти осязаем. Люди мерно покачивались, пока машина не налетала на очередную колдобину, и только когда всех вскидывало, они морщились, недовольно ворчали.
Целую вечность. Мы едем уже, кажется, целую вечность. За что я действительно ненавижу общественный транспорт, так это за тот специфический запах бензина, приставший здесь к каждому сидению.
Наконец, слышно заветное «High St.» из громкоговорителя.
- Наша остановка, - не знаю, услышал ли он меня, и издал ли я вообще какой-то звук, каждый атом сопрелого кислорода, врываясь в мои легкие, колол их, подобно крошечному ежу.
***
От утреннего ветра, обычно приносящего в летнюю жару некоторое облегчение, не осталось и следа. Солнце цеплялось белым брюхом за отполированные витрины, окна так ярко, что небо казалось вылинявшим, подобно синтетической ткани, стиранной в горячей воде.
Они наспех прошлись по торговым рядам, перекусили дешевыми булочками из новенького супермаркета и свернули к парку.
Винчестер. Собор, галерея, центральная улица, усыпанная разномастными магазинами. Все чинно и по стати, но Z всегда мутило от этого города.
В подобных местах не рождаются мечты. Никогда не рождаются в таких захолустьях.
***
- Сегодня с самого утра меня не покидало ощущение, что из моей черепной коробки вынули мозг и заменили его сахарной ватой. Я не мог ни о чем думать, хотя ощущал острую в этом потребность, знаешь, как это бывает, когда так хочется думать, а все правильные мысли ушли?
Я кивнул.
- Затем я приехал сюда, купил дрянную булку с джемом и Dr. Papper. Всего на двадцать долларов. И вот когда я поглотил этот бесхитростный ленч, я почувствовал, что мыслительные способности ко мне возвратились. Выходит, я купил мозг, верно? Мозг за двадцать баксов, так?
- Совсем съехал? – произношу это тихо, без какой-либо агрессии, но B все же требуется несколько секунд, чтобы справиться с раздражением. Нет, внешне это нисколько не проявлялось, но я достаточно знаю Бейонда, чтобы иметь небольшие экскурсы в его сознание.
- Пожалуй, - пожимает плечами.
***
Несколькими годами позднее Z попытался охарактеризовать, чем являлся тот вид взаимоотношений, установившийся между ним и BB за двадцать пять часов лета.
Z писал, что это было чем-то вроде притяжения разноименных зарядов.
Когда носители сталкиваются, величины их зарядов складываются и делятся напополам.
***
- У тебя есть семья? Дети, жена?
- Нет.
- Хотя бы собака у тебя есть?
- Есть.
Голуби волнами слетаются к сыплющему вокруг себя зерно мальчику. Небольшое, суетливое море. Как барашки пены изредка поднимается пух, летят перья.
- Не ври, - B фыркает и отворачивается. Я не могу понять до конца, почему его так задела моя фальсифицированная собака, но он действительно выглядит раздосадовано.
Мальчик широко расправляет руки, рассыпая оставшееся. Море накатывает на его ноги, топя, поглощая, скрывая от наших завистливых взглядов. Я бы много отдал за то, чтобы утонуть вот так.
- Ты не можешь иметь собаку. Ты слишком мертв для нее, ясно? Даже собака не сможет этого выносить, ясно? – он почти кричит. – Посмотри на себя, Z, кто ты? Кем ты стал? Что осталось за этой буквой? Я не хочу быть, как ты, я хочу быть…
Море всколыхнулось в последний раз и рассыпалось десятками крыльев, небольших птичьих тел, поднявшихся в небо.
***
- Завтра?
- Скорее всего. Ты останешься?
Я покачал головой.
Пару минут назад мягкий голос из телефонной трубки просил B вернуться в приют к ужину. Меня пригласили тоже, но по неясным мне самому причинам, я и слышать не хотел об этом.
- Знаешь, ведь это не потому, что я хочу смерти для них. Не потому совсем и нельзя быть таким поверхностным, Z, я не хочу для них смерти, понятно?
- Это все лето. Треклятая жара.
- О чем ты, Z? Разве ты не заметил, как наступила осень?
- Сейчас только июнь.
- При чем здесь месяцы, осень внутри, - он зябко поежился, будто в подтверждение.
Почему-то в тот момент, осознавая, что это последняя наша встреча, я не мог ему возразить. Не мог доказать такую ничтожную глупость, как лето. Не мог сослаться на столбцы термометров и календарный период.
Было ли оно, это лето?
- Мне пора.
- До завтра, - я протянул ему руку.
- Конечно, до завтра, - B пожал ее и улыбнулся.
***
Я ничуть не удивлен был узнать, что на следующий день он ушел из приюта. И еще меньше я был удивлен, когда он оказался за решеткой. Возможно, зная о том страшном, грязном, что творилось в его голове, мне стоило бы попытаться остановить его.
Я не сделал этого не потому, что знал, что бесполезно, хотя это действительно было так, но потому, что он был живым в тот день. Удивительно живым.
Теперь, я вижу осень.
Автор: Choo
Бета: Matto-kun
Фэндом: Another Note
Персонажи: Z, BB
Жанр: Драма
Рейтинг: G
Ворнинг: AU
Саммари: «Когда мир превратиться сплошь в темный лес для нашей дивящейся четверки глаз, - в одно взморье для двух прилежных детей, в один мелодический дом для нашей светлой приязни, - я вас отыщу». А. Рембо
От автора: работой не довольна, многое не воплотилось, так что критика приветствуется.
читать дальше
«Intro»
- Дурдом, - не слишком громко, но так, чтобы услышали наверняка.
Нечасто встретишь здесь, чтобы все, как один, теснились в гостиной, но, говорят, потеря сближает, возможно, это как раз тот случай.
Утро, но уже достаточно жарко, чтобы волноваться за сохранность трупа этажом выше.
Z прислоняется спиной к оконной раме, ощущая, как влажное тепло волной муравьев поднимается к шее. Сейчас в этой забитой детьми под завязку комнате трудно было поймать чей-то взгляд. Словно тараканы от резкого движения, десятки их в секунду разбегаются, едва соприкоснувшись, каждый старается не выдать своей вялой заинтересованности.
Z фыркнул.
***
Огромные напольные часы нетерпеливо гремели десять. Я чувствовал, как в такт им вторит мое сердце, отдышка, мне все же не стоило так спешить.
- Эй, Z, - нагоняя меня уже на лестничной клетке, черноволосый, растрепанный парень присаживается на одну из ступеней. - Ты опоздал.
- Правила этикета допускают семиминутное опоздание.
- Ты не понял. Даже если придешь вовремя, ты опоздал.
Я вздергиваю брови, собираясь насмешливо подчеркнуть абсурдность хода его мыслей, но B, жестом останавливая меня, произносит:
- А мертв.
- Давно?
- Всю жизнь, - едко улыбается.
Несколько секунд я исступленно смотрю в его красные, лихорадочно блестящие белком глаза, затем, попутно пнув его ногу, поднимаюсь по лестнице, но уже не в пример медленнее.
***
Z фыркнул.
Пыльный солнечный свет, отскакивающий рикошетом от окон противоположных хозяйственных построек, заливался в гостиную густыми, плотными струями, разрывавшимися только тонкими рейками аккуратно выкрашенной рамы. Плясал по лицам, вытягивал блестящие бусины пота, путался в волосах и, замирая, терялся в вычурном узоре паркета.
Дети шевелились нескладно, неритмично, каждый в личном порыве, они были похожи на выдернутых из привычного режима работы пчел, копошащихся без толку над пролитым медом. По крайней мере, Z так казалось.
- Дурдом, - не слишком тихо, но так, чтобы их не потревожить.
- Может и дурдом, но элитный, - глухо отзывается B. - Дурдом для одаренных детей.
"Main part"
Когда мне исполнилось два, мне подарили собаку. Она была серая, со смешно отвисающими ушами и жутко навязчивая. Но, знаете, я любил ее.
Когда мне исполнилось три, собаку сбила машина, и она издохла.
Конечно же, никакой собаки у меня не было, а все это я сочинил, чтобы в тяжелые моменты думать: "Было и хуже". И не спрашивайте, почему в "тяжелые моменты" не особо хочется вспоминать о смерти родителей, может быть, они любили меня меньше, чем моя придуманная собака, скулящая от раскатов грома.
Стоя в длинной очереди к гробу, я вспоминал ее. Вспоминал, глядя, как B, стоящий в очереди далеко впереди меня, воровато оглядываясь, прикасался своими длинными пальцами к прохладным, мертвым пальчикам А. Думаю, все началось именно тогда. В тот момент, когда B впервые почувствовал эту последнюю прохладу, а я лелеял в сознании образ единственного преданного мне всецело существа.
***
- Если завтра тебе скажут, что L мертв, что ты сделаешь? - спрашивая, Z всегда смотрит прямо "в никуда". Поэтому, иногда кажется, будто он разговаривает сам с собой. Стоит ли говорить, что эта привычка служит главным доказательством его мнимой шизофрении в глазах других детей.
- L не умрет, ясно? L не может умереть, - уверенно отвечает мальчишка в мятом костюме со смешно и неуместно торчащим из кармана груди белым краем платка.
- А зачем же ты нужен тогда? Зачем ты нужен, маленькая копия, если оригинал всегда будет в форме?
- Что насчет тебя, Z? Мечтаешь стать новой "Справедливостью"?
Z стоит, шаркая ногой, вырывая только зазеленевшую траву. Ссутулен, высок, практически каждая деталь механизма его тела каким-то непостижимым образом не сочеталась с другой. Для такого роста он был слишком худ, хрупкие плечи несуразно смотрятся под жилистой, массивной шеей, а овал лица узок для крупных глаз и носа. Проходит несколько минут, прежде чем он произносит:
- О чем ты, В? Я давно простроченный "образец".
- Если ты закончил издеваться над ребенком, - Бейонд кидает быстрый взгляд на все еще ершащегося после недавнего "опроса" мальчишку, - может, прогуляемся? Раз уж мы, наконец, не в пансионе, глупо было бы упускать такой шанс.
***
Мы шли по обочине первое время в тишине, нарушаемой лишь свистом пролетающих мимо машин. Так странно, знаете, на кладбище едут (больше эта дорога никуда не сворачивает), а все торопятся.
- Здесь недалеко должна быть остановка. До центра доберемся автобусом.
Я ограничиваюсь кивком.
***
Z привык действовать самостоятельно. Свою жизнь он выстроил сам, складывая ее, словно египетскую пирамиду, из тщательно обтесанных булыжников событий, затирая щели собственной же предприимчивостью.
Z не верил в Бога. Не верил не потому, что не мог допустить возможности существования «высшего разума», не потому, что рациональный склад ума не позволял верить в нечто эфемерное и бестелесное, но потому, что привык рассчитывать лишь на свои силы.
Z был самоуверен. Нельзя путать самоуверенность и самонадеянность, это в корне разные понятия. Быть уверенным в себе значит верно рассчитать свои силы на силы оппонента и, учтя преимущество, более не сомневаться. Быть самонадеянным значит пустить все расчеты к чертовой матери и, очертя голову, кинуться в гущу событий, надеясь на удачу. Z никогда не лез на рожон.
Может быть, в силу этих факторов собственная жизнь казалась ему прочно застоявшейся.
***
В автобусе было душно, тяжелый, насквозь пропитанный испарениями воздух почти осязаем. Люди мерно покачивались, пока машина не налетала на очередную колдобину, и только когда всех вскидывало, они морщились, недовольно ворчали.
Целую вечность. Мы едем уже, кажется, целую вечность. За что я действительно ненавижу общественный транспорт, так это за тот специфический запах бензина, приставший здесь к каждому сидению.
Наконец, слышно заветное «High St.» из громкоговорителя.
- Наша остановка, - не знаю, услышал ли он меня, и издал ли я вообще какой-то звук, каждый атом сопрелого кислорода, врываясь в мои легкие, колол их, подобно крошечному ежу.
***
От утреннего ветра, обычно приносящего в летнюю жару некоторое облегчение, не осталось и следа. Солнце цеплялось белым брюхом за отполированные витрины, окна так ярко, что небо казалось вылинявшим, подобно синтетической ткани, стиранной в горячей воде.
Они наспех прошлись по торговым рядам, перекусили дешевыми булочками из новенького супермаркета и свернули к парку.
Винчестер. Собор, галерея, центральная улица, усыпанная разномастными магазинами. Все чинно и по стати, но Z всегда мутило от этого города.
В подобных местах не рождаются мечты. Никогда не рождаются в таких захолустьях.
***
- Сегодня с самого утра меня не покидало ощущение, что из моей черепной коробки вынули мозг и заменили его сахарной ватой. Я не мог ни о чем думать, хотя ощущал острую в этом потребность, знаешь, как это бывает, когда так хочется думать, а все правильные мысли ушли?
Я кивнул.
- Затем я приехал сюда, купил дрянную булку с джемом и Dr. Papper. Всего на двадцать долларов. И вот когда я поглотил этот бесхитростный ленч, я почувствовал, что мыслительные способности ко мне возвратились. Выходит, я купил мозг, верно? Мозг за двадцать баксов, так?
- Совсем съехал? – произношу это тихо, без какой-либо агрессии, но B все же требуется несколько секунд, чтобы справиться с раздражением. Нет, внешне это нисколько не проявлялось, но я достаточно знаю Бейонда, чтобы иметь небольшие экскурсы в его сознание.
- Пожалуй, - пожимает плечами.
***
Несколькими годами позднее Z попытался охарактеризовать, чем являлся тот вид взаимоотношений, установившийся между ним и BB за двадцать пять часов лета.
Z писал, что это было чем-то вроде притяжения разноименных зарядов.
Когда носители сталкиваются, величины их зарядов складываются и делятся напополам.
***
- У тебя есть семья? Дети, жена?
- Нет.
- Хотя бы собака у тебя есть?
- Есть.
Голуби волнами слетаются к сыплющему вокруг себя зерно мальчику. Небольшое, суетливое море. Как барашки пены изредка поднимается пух, летят перья.
- Не ври, - B фыркает и отворачивается. Я не могу понять до конца, почему его так задела моя фальсифицированная собака, но он действительно выглядит раздосадовано.
Мальчик широко расправляет руки, рассыпая оставшееся. Море накатывает на его ноги, топя, поглощая, скрывая от наших завистливых взглядов. Я бы много отдал за то, чтобы утонуть вот так.
- Ты не можешь иметь собаку. Ты слишком мертв для нее, ясно? Даже собака не сможет этого выносить, ясно? – он почти кричит. – Посмотри на себя, Z, кто ты? Кем ты стал? Что осталось за этой буквой? Я не хочу быть, как ты, я хочу быть…
Море всколыхнулось в последний раз и рассыпалось десятками крыльев, небольших птичьих тел, поднявшихся в небо.
***
- Завтра?
- Скорее всего. Ты останешься?
Я покачал головой.
Пару минут назад мягкий голос из телефонной трубки просил B вернуться в приют к ужину. Меня пригласили тоже, но по неясным мне самому причинам, я и слышать не хотел об этом.
- Знаешь, ведь это не потому, что я хочу смерти для них. Не потому совсем и нельзя быть таким поверхностным, Z, я не хочу для них смерти, понятно?
- Это все лето. Треклятая жара.
- О чем ты, Z? Разве ты не заметил, как наступила осень?
- Сейчас только июнь.
- При чем здесь месяцы, осень внутри, - он зябко поежился, будто в подтверждение.
Почему-то в тот момент, осознавая, что это последняя наша встреча, я не мог ему возразить. Не мог доказать такую ничтожную глупость, как лето. Не мог сослаться на столбцы термометров и календарный период.
Было ли оно, это лето?
- Мне пора.
- До завтра, - я протянул ему руку.
- Конечно, до завтра, - B пожал ее и улыбнулся.
***
Я ничуть не удивлен был узнать, что на следующий день он ушел из приюта. И еще меньше я был удивлен, когда он оказался за решеткой. Возможно, зная о том страшном, грязном, что творилось в его голове, мне стоило бы попытаться остановить его.
Я не сделал этого не потому, что знал, что бесполезно, хотя это действительно было так, но потому, что он был живым в тот день. Удивительно живым.
Теперь, я вижу осень.
@темы: фики